В начале 80-х Андрей снимал комнату в Большом Демидовском переулке, д. 17, недалеко
от метро "Бауманская". Неподалеку отсюда Елоховская церковь, Разгуляй, Лефортовский парк, место, где родился Пушкин, и другие примечательные места старой Москвы. Сам этот дом исторический и был будто бы построен самим Меньшиковым. Андрей, тогда еще недавно приехавший из Сибири аспирант-историк, чувствовал в этом дар судьбы и её знак.
А вот - солнечный кадр. Это после пожара. Андрей выглядывает из окна своей комнаты на 3-м этаже, как раз над обгоревшим участком стены, а внизу стоят его друзья.
* * *
Я живу в старом доме,
где кровь ударяет в висок
посильней тишины,
и ночные идут разговоры,
и в пустом коридоре
половицы скрипят,
и соседи катают бобы
по столу, ворожат
и зовут мертвецов,
и холодное солнце
из комнаты в комнату
входит.
Я живу в старом доме
и целыми днями могу
не читать, не писать,
а слушать, как будто
сквозь воду,
список чьих-то печалей.
И дети кричат во дворе,
будто снег у них отбирают,
и старые песни поют.
где слова уже стерлись.
21 декабря 1985
Андрей вспоминал это своё жильё и эти счастливые годы с большой любовью. Очень любил он и свою квартирную хозяйку, добрейшую трудолюбивую Евгению Алексеевну (и считал оскорблением, если её отчество произносили на простоватый манер, с одним "е"). Ей было тогда лет 75, если не больше. Она любила и опекала Андрея, жила в квартире не всегда, чаще где-то у сестры, а летом, кажется, работала на кухне в пионерлагере или санатории в Подмосковье, куда он иногда ездил ей помогать. Или что-то вроде этого - к сожалению, мне не удалось перенять у Андрея ни внимание к деталям, ни безупречную память.
* * *
Е.А.
Вон, старуха летит,
поправляя рукой потолки,
и дудит в распаявшийся чайник:
Ту-ту-ту! Домовой оседлал карандаш
и по воздуху лупит копытцем
и пишет: Ту-ту-ту! Дверь с петель!
В коридоре иностранные книжные духи,
из бывших, тихо шепчутся,
Ту-ту-ту! - говорят, - что,
дождался? До полночи какая-то мразь
над Шекспиром сидела,
заместо милиции,
сторожила великую литературу
и теперь: Ту-ту-ту! Ни души,
ни словечка. У домашних божков
деревянные губы в крови. "Говорит
радиостанция", кажется, "Юность"!
Вы слышите? Ту-ту-ту! Ту-ту-ту!
17-18 января 1985
И это - тоже Евгении Алексеевне. На кухне стояла газовая плита, и вода нагревалась печкой тоже с газовыми горелками внутри. Андрей любил наблюдать голубое пламя.
* * *
Е.А.
Подвижный теплый воздух над плитой,
почти неосязаемые струи
плывут, переливаясь и волнуя
вид за окном - и там над пустотой
деревья замыкают тайный круг
и из ветвей сплетаются корзины,
Адам вступает в мир, и мандолина
как птица Сирин вспархивает с рук.
И отраженный газовый рожок
в стекле несут английские подростки,
и как ковчег снимаются подмостки,
и снасти режут каменным ножом.
И над огнем прозрачно-голубым,
над очагом, который моют содой,
порхают, тают, хороводы водят
поверх всего, всего, поверх моей судьбы.
24 марта 1986
В этом доме Андрей написал свою диссертацию и здесь же отметил её защиту. Он прожил в этом доме до тех пор, пока всех жильцов не выселили и, кажется, еще чуть дольше. Дом был в аварийном состоянии, и в конце-концов его разрушили. Я однажды посетил его развалины и даже выудил из груды кирпичей что-то на память, но говорят, что теперь на его фундаменте построили реконструкцию меньшиковского исторического дома. Надо зайти посмотреть.
Продолжение см. здесь.
от метро "Бауманская". Неподалеку отсюда Елоховская церковь, Разгуляй, Лефортовский парк, место, где родился Пушкин, и другие примечательные места старой Москвы. Сам этот дом исторический и был будто бы построен самим Меньшиковым. Андрей, тогда еще недавно приехавший из Сибири аспирант-историк, чувствовал в этом дар судьбы и её знак.
Вот и сам он здесь, на пустыре перед домом. На обороте: "март 1984"
А вот - солнечный кадр. Это после пожара. Андрей выглядывает из окна своей комнаты на 3-м этаже, как раз над обгоревшим участком стены, а внизу стоят его друзья.
* * *
Я живу в старом доме,
где кровь ударяет в висок
посильней тишины,
и ночные идут разговоры,
и в пустом коридоре
половицы скрипят,
и соседи катают бобы
по столу, ворожат
и зовут мертвецов,
и холодное солнце
из комнаты в комнату
входит.
Я живу в старом доме
и целыми днями могу
не читать, не писать,
а слушать, как будто
сквозь воду,
список чьих-то печалей.
И дети кричат во дворе,
будто снег у них отбирают,
и старые песни поют.
где слова уже стерлись.
21 декабря 1985
Андрей вспоминал это своё жильё и эти счастливые годы с большой любовью. Очень любил он и свою квартирную хозяйку, добрейшую трудолюбивую Евгению Алексеевну (и считал оскорблением, если её отчество произносили на простоватый манер, с одним "е"). Ей было тогда лет 75, если не больше. Она любила и опекала Андрея, жила в квартире не всегда, чаще где-то у сестры, а летом, кажется, работала на кухне в пионерлагере или санатории в Подмосковье, куда он иногда ездил ей помогать. Или что-то вроде этого - к сожалению, мне не удалось перенять у Андрея ни внимание к деталям, ни безупречную память.
* * *
Е.А.
Вон, старуха летит,
поправляя рукой потолки,
и дудит в распаявшийся чайник:
Ту-ту-ту! Домовой оседлал карандаш
и по воздуху лупит копытцем
и пишет: Ту-ту-ту! Дверь с петель!
В коридоре иностранные книжные духи,
из бывших, тихо шепчутся,
Ту-ту-ту! - говорят, - что,
дождался? До полночи какая-то мразь
над Шекспиром сидела,
заместо милиции,
сторожила великую литературу
и теперь: Ту-ту-ту! Ни души,
ни словечка. У домашних божков
деревянные губы в крови. "Говорит
радиостанция", кажется, "Юность"!
Вы слышите? Ту-ту-ту! Ту-ту-ту!
17-18 января 1985
И это - тоже Евгении Алексеевне. На кухне стояла газовая плита, и вода нагревалась печкой тоже с газовыми горелками внутри. Андрей любил наблюдать голубое пламя.
* * *
Е.А.
Подвижный теплый воздух над плитой,
почти неосязаемые струи
плывут, переливаясь и волнуя
вид за окном - и там над пустотой
деревья замыкают тайный круг
и из ветвей сплетаются корзины,
Адам вступает в мир, и мандолина
как птица Сирин вспархивает с рук.
И отраженный газовый рожок
в стекле несут английские подростки,
и как ковчег снимаются подмостки,
и снасти режут каменным ножом.
И над огнем прозрачно-голубым,
над очагом, который моют содой,
порхают, тают, хороводы водят
поверх всего, всего, поверх моей судьбы.
24 марта 1986
В этом доме Андрей написал свою диссертацию и здесь же отметил её защиту. Он прожил в этом доме до тех пор, пока всех жильцов не выселили и, кажется, еще чуть дольше. Дом был в аварийном состоянии, и в конце-концов его разрушили. Я однажды посетил его развалины и даже выудил из груды кирпичей что-то на память, но говорят, что теперь на его фундаменте построили реконструкцию меньшиковского исторического дома. Надо зайти посмотреть.
Продолжение см. здесь.
Комментариев нет:
Отправить комментарий